La France célèbre les 400 ans de Molière ― Мольер

SATIRE II.
de Nicolas Boileau Никола Буало

À M. de Molière

Accord de la rime et de la raison.
Rare et fameux esprit, dont la fertile veine
Ignore en écrivant le travail et la peine ;
Pour qui tient Apollon tous ses trésors ouverts,
Et qui sais à quel coin se marquent les bons vers,
Dans les combats d’esprit savant maître d’escrime,
Enseigne-moi, Molière, où tu trouves la rime.
On diroit, quand tu veux, qu’elle te vient chercher
Jamais au bout du vers on ne te voit broncher ;
Et, sans qu’un long détour t’arrête, ou t’embarrasse,
À peine as-tu parlé, qu’elle-même s’y place.
Mais moi, qu'un vain caprice, une bizarre humeur,
Pour mes péchés, je crois, fit devenir rimeur,
Dans ce rude métier où mon esprit se tue,
En vain, pour la trouver, je travaille et je sue.
Souvent j’ai beau rêver du matin jusqu’au soir ;
Quand je veux dire blanc, la quinteuse dit noir.
Si je veux d’un galant dépeindre la figure,
Ma plume pour rimer trouve l’abbé de Pure;
Si je pense exprimer un auteur sans défaut,
La raison dit Virgile, et la rime Quinault.
Enfin, quoi que je fasse ou que je veuille faire,
La bizarre toujours vient m’offrir le contraire.
De rage quelquefois, ne pouvant la trouver,
Triste, las et confus, je cesse d’y rêver ;
Et, maudissant vingt fois le démon qui m’inspire,
Je fais mille sermens de ne jamais écrire.
Mais, quand j'ai bien maudit et Muses et Phébus,
Je la vois qui paroît quand je n’y pense plus :
Aussitôt, malgré moi, tout mon feu se rallume ;
Je reprends sur-le-champ le papier et la plume ;
Et, de mes vains sermens perdant le souvenir,
J’attends de vers en vers qu’elle daigne venir.
Encor si pour rimer dans sa verve indiscrète,
Ma muse au moins souffroit une froide épithète,
Je ferois comme un autre ; et, sans chercher si loin,
J’aurois toujours des mots pour les coudre au besoin.
Si je louois Philis en miracles féconde,
Je trouverois bientôt, à nulle autre seconde ;
Si je voulois vanter un objet nonpareil,
Je mettrais à l’instant, plus beau que le soleil;
Enfin parlant toujours d’astres et de merveilles,
De chefs-d’œuvre des cieux, de beautés sans pareilles.
Avec tous ces beaux mots, souvent mis au hasard,
Je pourrois aisément, sans génie et sans art,
Et transportant cent fois et le nom et le verbe,
Dans mes vers recousus mettre en pièces Malherbe.
Mais mon esprit, tremblant sur le choix de ses mots.
N’en dira jamais un, s’il ne tombe à propos,
Et ne sauroit souffrir qu’une phrase insipide
Vienne à la fin d’un vers remplir la place vide ;
Ainsi recommençant un ouvrage vingt fois,
Si j’écris quatre mots, j’en effacerai trois.
Maudit soit le premier dont la verve insensée
Dans les bornes d’un vers renferma sa pensée.
Et, donnant à ses mots une étroite prison.
Voulut avec la rime enchaîner la raison !
Sans ce métier fatal au repos de ma vie,
Mes jours, pleins de loisir, couleroient sans envie.
Je n’aurois qu’à chanter, rire, boire d’autant,
Et, comme un gras chanoine, à mon aise et content,
Passer tranquillement, sans souci, sans affaire,
La nuit à bien dormir, et le jour à rien faire.
Mon cœur, exempt de soins, libre de passion,
Sait donner une borne à son ambition ;
Et, fuyant des grandeurs la présence importune.
Je ne vais point au Louvre adorer la fortune
Et je serois heureux si, pour me consumer,
Un destin envieux ne m’avoit fait rimer.
Mais depuis le moment que cette frénésie
De ses noires vapeurs troubla ma fantaisie,
Et qu’un démon jaloux de mon contentement
M’inspira le dessein d’écrire poliment.
Tous les jours malgré moi, cloué sur un ouvrage,
Retouchant un endroit, effaçant une page,
Enfin passant ma vie en ce triste métier.
J’envie, en écrivant, le sort, de Pelletier.
Bienheureux Scudéri, dont la fertile plume
Peut tous les mois sans peine enfanter un volume ?
Tes écrits, il est vrai, sans art et languissans,
Semblent être formés en dépit du bon sens,
Mais ils trouvent pourtant, quoi qu’on en puisse dire,
Un marchand pour les vendre, et des sots pour les lire ;
Et quand la rime enfin se trouve au bout des vers,
Qu’importe que le reste y soit mis de travers ?
Malheureux mille fois celui dont la manie
Veut aux règles de l’art asservir son génie !
Un sot, en écrivant, fait tout avec plaisir.
Il n’a point en ses vers l’embarras de choisir ;
Et, toujours amoureux de ce qu’il vient d’écrire,
Ravi d’étonnement, en soi-même il s’admire.
Mais un esprit sublime en vain veut s’élever
À ce degré parfait qu’il tâche de trouver ;
Et, toujours mécontent de ce qu’il vient de faire,
Il plaît à tout le monde, et ne sauroit se plaire¹ ;
Et tel dont en tous lieux chacun vante l’esprit
Voudroit pour son repos n’avoir jamais écrit.
Toi donc qui vois les maux où ma muse s’abîme.
De grâce, enseigne-moi l’art de trouver la rime :
Ou, puisque enfin tes soins y seroient superflus,
Molière, enseigne-moi l’art de ne rimer plus.

1664. Satires (1666)

¹ Molière, à la lecture de ce vers, s’écria que c’était la plus belle vérité qu’il eût jamais entendue.

САТИРА II.

К Мольеру

Дивны разум повсюду плод распростирает
И в самых делах трудных тягости не знает;
Ему же Аполлона тайны все открыты,
Он ведает, в какую форму стихи литы.
В прении разумном сильно всюду себя славишь,
Научи меня, Мольер, как ты рифмы ставишь;
Кажутся, тебя ищут, а не ты в них рвешься,
И никогда при конце стиха не споткнешься;
Без дальних слов, которы часто отвращают,
Лишь только б ты что сказал, сами ся вмещают.
А мне не так бывает: нека странна сила
За грех мой стихотворцем меня учинила;
Художество столь трудно все я имею,
Ни в чем не успеваю, напрасно потею;
Где с утра до вечера прилежу безмерно,
Коль хочу сказать бело — напишется черно.
Любителя описать, чтивость его злата —
Перо в рифму находит мне Пура аббата;
Или мышлю изъяснить творца без пороку,
Мысль говорит: Виргилий — Кинот идет в строку.
Наконец, что б ни делал, тому то мне дивно,
Как намерению все бывает противно;
И когда от ярости, что чинить, не знаю,
Печален, смущен, устал, мыслить оставляю,
Заклиная демона, что подал причину,
Обещаясь: навсегда, ей, писать покину.
Но когда всех добре клял, то музу, то Феба,
Вижу их пред собою, когда меньше треба;
Поневоле во мне огнь тогда распалится,
Взяв перо и бумагу, опять стал трудиться;
Суетные все клятвы скоро забываю,
Стих за стихом как придут, только ожидаю.
Если б чинить рифмы мя не допущало,
В трудах терпела б муза, что холодно стало,
И я бы сделал, как другой: нейдя в краи чужды,
Нашел бы чем сшить стихи безо всякой нужды.
Коли хвалю Филису, к дивности удобну,
Тотчас поставлю: в свете не найдешь подобну;
Или бы некую вещь славил добру сущу,
Напишу: паче солнца красоту имущу.
Одним словом, все звезды и свет несказанны,
Созданные от неба, в красоте избранны;
Подобными словами, невзначай прибравши,
Свободно мне составить, искусства не знавши,
Где то глагол, то имя сто раз пременяти,
Всего Мальерба в стихах могу я соткати.
Но разум выбирает все слова опасно,
Ни единого из них не скажет напрасно;
Невозможно стерпети, где падает сила,
Что б ни есть в конце стиха пустоту прикрыла.
Труды свои двадцать раз я вновь зачинаю,
Как три строчки напишу, то две замараю.
Будь проклят, кто выдумал первый не учити,
Как в стихе кратком мысль всю свою заключити,
Пространны слова в тюрьму тесну запирая,
Рассуждение с рифмой вместе сплетая.
Без сего б труда мысли покойно лежали,
Без зависти дни мои свободно б бежали;
Пил бы, ел и смеялся, отовсюду волен,
Как в монастыре жирный старец, вседоволен.
Проводил бы все время, веселяся разно,
И всю ночь крепко бы спал, а в день ходил праздно.
Беспечальное сердце, от страстей свободно
Размерно б желало все, что ему угодно.
Величество бегая, льстящее нас втуне,
В Лувер бы я не пошел кланяться фортуне.
Будучи так счастливый, конча б, ся спокоил,
Если б мя стихотворцем предел не устроил.
От часа того, когда мысль к трудам понудит,
Пира б густым смущенна, глава не рассудит;
И завидливый демон жизни, столь прохладной,
Возбуждает мя писать, чтобы слог был складной.
Поневоле каждый день, как гвоздем прибиты,
Черню листы иль слова, высправне забыты;
Всю жизнь так мне провождать печально, обидно,
Трудясь, Пелетиеву счастию завидно.
Счастлив есть и Скудери, его же всяк славит
За то, что каждый месяц волюмен составит.
Правда, все его стихи слабы и унылы,
Можно видеть — сочинял, не знаючи силы;
Однако ж, не бессчастны, можно то сказати,
Найдет купца продавать и глупца читати.
Когда рифмы при конце стиха положенны,
Не смотрят, достальные так ли совершенны.
Тысячью раз бессчастны, кто знати желает,
Как их правильно писать разум утруждает.
Невежда той всем своим доволен бывает,
Складно ль что придет — того он не разбирает;
Только б было все любить, ему добре мнится,
Смотря свою работу, прилежно дивится.
Когда ж разум высокий потеет без лени
И с трудом к совершенной приходит степени,
Мало веселится сам своими стихами
И, хотя всем угодить мнит, щетит похвалами;
Такой-то, во всех местах славен и почтенный,
Однако ж не хочет быти письмом отягченный.
А ты, муза, видишь все, почто ж в бездну плыти?
Молю тя, научи мя, как рифмы забыти,
Коли прилежность твоя не может исправить.
Мольер, укажи хоть ты, как стихи оставить.

Перевод с французского: Антиох Кантемир