Армен Давтян
КАКОЙ БЫЛА ЖИЗНЬ ДО ВТОРОГО ВЫСТРЕЛА,
ИЛИ ЧТО УБИЛА ВЛАСТЬ ПОСТОРОННИХ
В советское время власть была связана с предприятиями. Я имею в виду советы всех уровней. Партийная - в меньшей степени, но мы знали, что наш Карен Демирчян - с "Армэлектрозавода", и это было важно: в принципе коллектив мог на него повлиять.
А Верховный совет так вообще состоял из рабочих, крестьян и служащих, которые большую часть года работали у станка, в поле, за кульманом.
Депутаты избирались по "производственно-территориальному принципу".
Общество Армянской ССР 1970-80 годов было вовсе не единой семьей.
Активные люди, очень пассионарные, с вычурными сочетаниями черт характера, бурлящие и сложные слои общества, где чуть ни каждый считал себя и свой круг пупом земли.
Огромный букет сфер деятельности, проблем, планов, судеб людей густонаселенной маленькой республики.
Но ежедневно возникавшие столкновения интересов разрешались удивительно чисто, не оставляя следа. И - тихо. Потому что все могли через связи - родственные и трудовые - проторить путь к оппоненту, его родственникам, его коллегам. И к начальству: которое было тут, рядом, у всех на виду.
Публично ничего не делалось. Все решалось в личных разговорах: повредить репутацию или нанести обиду прилюдно считалось непоправимой ошибкой.
Встречались, созванивались, сигналили через третье, четвертое лицо.
(Для русских читателей скажу, что тут речь в 99% случаях не о какой-то коррупции, или про "достать дефицит". Так решались производственные вопросы, научные, творческие, бытовые, личные, типа обмена квартир или, скажем "пристроить щенка".
В книге "Ереванская цивилизация" я описал, как таким, "ереванским" способом решили вопрос об одной из статей новой конституции Армянской ССР в 1977 году.)
Поэтому на "перестройку" Горбачева армяне отреагировали крайне отрицательно: их механизм "тихого" управления худо-бедно работал, их страшил отказ от него.
Карен Демирчян отказался устраивать в Армении мероприятия публичной критики, что привело Горбачева в ярость.
И на Карабахских митингах 1988 года тоже поначалу было ясно, кто - от какого предприятия, института, завода.
Коллектив за выступающего отвечал. Потихоньку делали замечание - исправлялся. Бывали случаи - приходили, извинялись за выступавшего.
Советские армяне были не склонны подчиняться приказам, были очень самостоятельны с изрядной долей разгильдяйства.
Более организованными были карабахцы. Да, они любили единоначалие. Но это компенсировалось обескураживающим упрямством, если карабахцу что-то не понравилось.
В целом армянам власти практически не требовалось, ее в 99% случаев заменяло сочетание выраженной самостоятельности в сочетании со сговорчивостью.
Житель Армении не представлял, что он вообще нуждается в руководстве.
...Но так было, пока люди были связаны трудовыми отношениями, пока они ходили на работу...
В 1990-ые Армения стала единственной постсоветской республикой, где власть сразу и с очевидностью ушла от людей. И ушла она за границу.
В других республиках у власти оказалась бывшая партийная верхушка. Зачастую буквально те же лица, что и были в партруководстве.
А у нас был Левон Тер-Петросян. На которого выхода не имел никто. Появились персоны без формальных должностей, но облеченные зарубежной поддержкой.
Армения была в блокаде, и при этом власти ничего не предпринимали. Откуда-то с Запада приходила "помощь", и люди зависели только от нее, от бывшего городского сумасшедшего Хачика Стамболцяна, внезапно ставшего распорядителем фонда, распределявшую западную помощь.
Электричества не было, работы не было. А таинственный Левон запретил праздновать День Победы...
Совсем стало тревожно, когда стали уезжать немногочисленные евреи, а потом и русские. Антисемитизм привезли в Армению какие-то странные личности, говорившие на западноармянском. Русофобские коленца стали выдавать местные, часто - русскоговорящие. Причем, направлена русофобия была не на этнических русских, которых были единицы, а на школы с преподаванием на русском языке, на памятники Толстому, Пушкину, Грибоедову...
Внезапно появившаяся совершенно не свойственная прежде моим землякам ксенофобия, да еще такая непонятная, знаменовала переход власти к личностям, послушным внешним силам.
Люди к началу 1990-ых оказались под новой системой управления, где повестка приходила из-за рубежа, и механизмы управления снизу доверху были заперты от участия граждан.
Да и не было никакого низа и верха. Смешались общественные страты, поскольку привычной работы и сред общения уже не было.
Управление осуществлялось от имени и в интересах каких-то сторонних лиц, нам неизвестных.
В 1992-93 годах я работал на 3 работах, перемещаясь с одной на другую на троллейбусе без электричества, который мы, пассажиры толкали от завода "Реле" до Зейтунского рынка, а потом запрыгивали внутрь, и дальше под горку он катился почти до Касьяна сам. А там мне было выходить.
Ночью с соседом ходили на Цицернакаберд, рубить хворост, таскали воду на 11 этаж. Жена в это время одна управлялась с двумя маленькими детьми, варила на всех манную кашу и заваривала некое подобие плавленого сыра из ярко-оранжевого американского концентрата.
Так протянули до лета, я отнес в обменник целую кошелку заработанных обесцененных рублей, продал закупленный для кухни кафель приятелю, открывшему свою лавку хозтоваров.
Получилось 800 долларов. Еще 200 долларов и свой золотой браслет дала мне мама...
И мы поехали в Москву, где меня, вроде как, ждала надежная работа. Меня сразу сделали начальником отдела в тогда еще государственной лаборатории.
В России все было по-другому, поскольку в ней еще был Верховный совет. Он стоял на пути хищной Америки.
Потому хозяйничал в Москве абы кто: и бандиты, и самопровозглашенные бизнесмены и правозащитники.
Страшные, в основном, люди. Но хотя бы не иностранцы: свои, понятные.
...4 октября 1993 года я ехал в метро с новой своей работы. От Филей в сторону центра. Поезд выехал на Метромост. По вагонам пронеслось "ооохх!", и пассажиры припали к стеклам левой стороны. От Белого дома поднимался столб дыма...
Вечером мы созвонились с друзьями, такими же беженцами от чужой власти. И по телевизору услышали тот самый выстрел по Белому дому.
Это был второй для нас выстрел по народной власти. Даже важнее - трудовой власти.
И в России также власть перешла к наместникам, представителям иностранных интересов.
В Думе заседали уже не работающие, посторонние для нас люди.
То, что происходило потом, и как Россия делает попытки выйти из-под иностранной власти, и какой она представляет самостоятельную власть, это отдельный вопрос.
Я хотел лишь напомнить вам о временах, когда власть была своя. Для себя, ради своих интересов и достоинства своих людей.
Русским читателям может показаться невероятной такая армянская форма советской власти.
Но я вам назову ключевые понятия, которые делали нас, таких разных, совместимыми. Это трудолюбие, верность в дружбе, ответственность и...
...отсутствие высокомерия. Полнейшее. Высокомерие и русским, и армянам, и другим нашим народам точно прислали из-за границы. И кое-кто жует это высокомерие, как жвачку, 30 лет.
А давно пора выплюнуть.