Халява! ― Drinks on the house!

Люди безнадёжно устаревших профессий
радостно поднимают глаза, недавно полные слёз.
По Тверской идёт процессия процессий,
поэты, которых принимают всерьёз.

Поэты заходят в кабаки и банки,
в обувной магазин Экко, в книжный магазин Москва,
и везде в обмен на их сонеты, верлибры и танки
им предлагается одежда, обувь, выпивка, жратва.

Все люди довольны — только геи возмущаются:
почему им можно, а нам нельзя парад?
Им можно, потому что они с нами прощаются,
сегодня они уйдут и не вернутся назад.

Люди радостно подтусовываются к лобному месту:
здесь выступит самый серьёзный виршеплёт,
и чресловещательница, из местных,
ему своими чреслами подпоёт:

«Мы заполнили все трещины, все лакуны,
все неправильности сгладили и углы,
уничтожили всё, на что натягивают струны,
и всё, куда можно забить голы».

Их провожают каждый год, до осени о них не слышно,
потом потихоньку наполняется ими Москва,
но на этот раз вдоль МКАДа мы поставим вышки —
каждый раз обещает мэр, но всё это только слова.

Пока есть дети духовно богатых родителей,
пока богатым не запретили иметь детей,
у этих мудаков будут зрители,
и, значит, снова наступит этот чёрный день.

Кто пляшет, кто поёт, кто ваньку ломает,
кто говорит, что это «не поэзия ни хера»,
а по Тверской ходят люди и за стихи покупают
кучи бесполезного или полезного добра.

Люди безнадежно устаревших профессий (2008)

Андрей Родионов Andrei Rodionov

People of hopelessly antiquated professions
joyfully raise their eyes, so recently full of tears.
Down Tverskoy goes the procession to end all processions,
the poets who are taken seriously.

The poets walk into bars and banks,
into the shoe store and bookstore, and everywhere
in exchange for their sonnets, free verse and tankas
they are offered drinks, grub, clothing, and footwear.

All the people are happy — only the gays feel wronged:
why are they allowed a parade, and we’re not?
They’re allowed, because they are saying farewell,
today they’ll be going and never coming back.

The people gather gaily at our Golgotha:
here the most serious wordsmith will intone,
and the ventri-loin-quist, one of the locals,
will sing back-up for him with her loins:

“We filled all the cracks, all the lacunae,
we smoothed out all the corners and glitches,
we destroyed everything that can be strung
and everywhere you can score a goal.”

Every year we bid them farewell, you won’t hear a word
before autumn, then little by little they fill up Moscow,
but this time we’ll place surveillance towers along the belt road —
the mayor promises every time, but it’s empty talk.

While spiritually rich parents still have their children,
while the rich aren’t forbidden to multiply,
these dickheads will have their audience,
and that means the dark day is nigh.

Some dance, others sing, others play the fool,
“That’s no effin’ poetry at all,” still others huff,
yet down Tverskoy they walk, selling their poems
for various useless and useful stuff.

Translated into English by Matvei Yankelevich Матвей Янкелевич