О смерти субъекта

Практически все доклады конференции в Анже так или иначе затрагивают вопросы катастрофы субъективности. Когда и как она происходит? Чем она определяется и присутствует ли в моменте развязывания?

Переживание «конца света» не всегда совпадает с моментом развязывания. Наверное, самый известный этому пример – случай Шребера. Здесь сначала происходит развязывание, затем переживание конца света, и уже после повторной госпитализации – утеря субъектности – примирение со своей ролью объекта наслаждения бога и соответствующее бредообразование, позволяющее ему найти свое место в мире.

Лакан говорит о смерти субъекта в связи с делом Шребера в статье «О вопросе, предваряющем любой возможный подход к лечению психоза» 1858 года. На тот момент Субъект Лакана - еще S не перечеркнутое. Этот субъект еще жив, экзистенциален, поэтому здесь возможен разговор о его смерти.

Немного позже Лакан пишет S-барре (перечеркнутое). В работе «Ниспровержение субъекта и диалектика желания в бессознательном у Фрейда» 1960 года Лакан показывает, что субъект, как субъект означающего, уже мертв.

Возникает новое понимание смерти субъекта. Будучи мертвым в силу своей означающей репрезентации, субъект может представить себя живым, соотносясь с фаллосом. Но это субъективное представление исчезает в отсутствие точки пристежки. Исчезновение субъекта – как смерть субъекта в новом понимании – это момент, когда субъект перестает быть представленным означающим, когда утрачивается связь S1 и S2.

Таким образом в психозе мертвый перечеркнутый субъект остается живым, и этот живой наслаждается, jouissanse нуждается в поддержке живого, тогда как представленный субъект, наоборот, исчезает. И здесь требуется пересборка субъективного.

Специфические черты катастрофы субъективности определяются Лаканом в связи с различными видами возврата jouissanse. Определение подходов к ограничению jouissanse может способствовать аналитическому процессу.

В случае паранойи jouissanse выявляется в месте большого Другого. Здесь удается восполнить функцию отцовской метафоры с помощью изобретения – фикции символизации материнского желания.

При шизофрении такой подход не имеет смысла, поскольку символическое слипается с реальным. Здесь происходит возврат jouissanse в тело. Сдерживающую роль для шизофреника может сыграть доступ к отношениям с кажимостью**.

Мании Лакан уделяет совсем немного внимания и практически не определяет ее непосредственно, он говорит о «маниакальной экзальтации». Таким образом Лакан как бы сомневается в самостоятельном значении мании.

Возможно, дело в том, что мания является следствием вторжения jouissanse, возникающего в психозе, то есть представленный субъект здесь априори уже отсутствует. Лакан указывает на метонимический дрейф означающего, исключающий всякую возможность образования смысла в этом случае. Означающая цепочка здесь сводится к чистому jouissanse бесконечной метонимии. Маньяк захвачен, поглощен этим разрушительным jouissanse, которое практически не представляется возможным ограничить в рамках аналитического процесса хотя бы потому, что во время маниакальной экзальтации нет никакого обращения к кому бы то ни было.

Тормозом этого безудержного наслаждения может являться грамматика. Можно сказать, что мания – это болезнь знаковой цепи, пунктуации (собственно, точки пристежки). Человек с манией отвергает грамматику, он избегает в речи знаков препинания, а значит, не позиционирует себя как субъекта, поскольку именно пунктуация создает эффект субъективного.

Субъективное вовлечение представляется возможным, когда маниакальный психоз перестает быть экзальтацией и обретает другую форму. Например, при распространенном варианте смены на меланхолическую форму бредовая субъективация может образовываться в виде бреда самоуничижения. Однако, как отмечают участники конференции, мания в чистом виде, с полным отсутствием смыслообразования, встречается крайне редко.

Возможно ли полное отсутствие точек пристежки или всегда что-то остается? Как распознать это оставшееся?

Практически в любом клиническом случае возможно обнаружить присутствие тревоги. Тревога свидетельствует об угрозе исчезновения субъекта, а значит, и о самой субъектности, даже если ее практически не осталось. Это признак, который позволяет вести речь, обращаться.

* Использованы материалы из сборника докладов клинической конференции в Анже в 1996 году в переводе участников Школы клинического образования лакановских аналитиков.

** «Semblant» см. Семинары XI, XVIII.

#ШколаКлиническогоОбразованияЛакановскихАналитиков

#клиническиештудииАртелиБФЛ

#znakperemen