Ведьмин Род

ВЕДЬМИН РОД.

Марьяна рожала долго и тяжело. Повитуха взяла на руки младенца, тяжко вздохнула и произнесла, как приговор:

- Не жилец.

Потом помолчала, и в раздумье добавила:

– Разве что, к ведьме отнести?...

Местная ведьма жила неподалёку в лесу, в хорошем крепком срубе. Лечила травами и заговорами, и при большой нужде деревенские ходили к ней. Ведьму побаивались, но и уважали. Говорили, она могла вылечить кого угодно, правда, цена порой была слишком высока. Нет, деньги за знахарство она не брала, цена была совсем другая. Ею вылеченный человек уходил из дома, и уже никто больше не слышал о нём. Но это, если она смерть обманывала. А так, по пустякам, к ведьме не обращались.

Марьяна взглянула на свою девочку. Жаль было бы с ней попрощаться, а в могилку положить - ещё тяжелее. А потому всплакнула, да и пошла по тропинке к ведьминому дому.

- Поздно пришла, - прокаркала ведьма, даже не взяв девочку на руки, - не жилец она.

- Как же так, неужто совсем ничего сделать нельзя?

Ведьма пробубнила что-то себе под нос, разогнулась и посмотрела на Марьяну:

- Вы ведь в Корочун её зачали, подождать три дня терпения не хватило?... Теперь грех свой на меня решила переложить? Убирайся отсюда!

Марьяна поняла, что помощи не будет, медленно повернулась и уже собралась уходить, как ведьма снова открыла рот:

- Дитя-то оставь! Куда понесла?...

Как под гипнозом, Марьяна положила девочку на лавку, вышла из избы, и по дороге домой рыдала в голос, да только что поделать, если по-другому никак...

А ведьма взяла ребёнка на руки.

- А ведь быть тебе ведьмой, - сказала, посмотрев на девочку, потом добавила:

- ...если выживешь.

Она растопила печь, нагрела воды, достала пучки трав, горшочки со снадобьями, и начала колдовать над младенцем.

Через некоторое время ведьма попробовала печь, вроде простыла уже, можно и обряд начинать. Взяла хлебную лопату, посмотрела на неё, вздохнула и отставила в сторону. Потом ведьма разделась, размотала ребёнка и с ним на руках полезла в печь...

Наутро Марьяне стало совсем невмоготу. Металась, не находя себе места, и наконец не выдержала, побежала к дому ведьмы.

Снаружи ещё услышала плач младенца. Марьяна распахнула дверь, влетела в избу и на мгновение обомлела от открывшейся ей картины. В открытой печи она увидела свою плачущую дочку, которую скорчившись, прижимала к груди ведьма - сама она была мертва.

Ребёнок явно кричал от голода. Марьяна вынула его из мёртвых рук ведьмы, выпростала грудь (молоко за сутки уже пришло) и стала кормить. Как только дитя насытилось, она запеленала его и понесла домой, стараясь не думать о ведьме. Покойников она очень боялась, с детства. Печь, уходя, Марьяна прикрыла заслонкой...

Вот так и стала она жить-поживать с доченькой. Да только, как та подросла, начала бегать к дому ведьмы. Удержать было невозможно. Плакала, кричала, билась, как в падучей. Делать нечего! У Марьяны потом и ещё дети народились, здоровые да ладные, так что махнули рукой на странную девочку. А она вдруг мал-по-малу начала лечить деревенских жителей. Зайдёт, бывало, в избу ведьмы, откроет заслонку и вроде как с печкой разговаривает. А потом приготовит отвар, и хворь у болезного отступает.

Хотели деревенские посмотреть, что там в печи, да только заслонку открыть никому не удавалось. Теряли сознание и падали без чувств. Потому и плюнули на это дело.

А после революция случилась. И когда комиссар приехал колхоз создавать, то сунулся в ведьмину избу и тоже упал возле печи. А когда очнулся, то поджёг сруб, чтобы навсегда извести пережиток прошлого.

*****

- Бабушка, а девочка та, она стала ведьмой?

- Ведьмой? Ну, это слишком. Но людей лечила... Ты спи, поздно уже.

Старуха погладила внучку по голове, и та заснула до утра. Через год девочке в школу, а здоровье слабое, вот и привезли её родители в деревню к прабабке. Та хоть и стара, а в живом уме, и по дому сама управляется.

- Не слушают, всё по-своему делают, - ворчала старуха. - Кто же в такие дни этим занимается? Вот дети слабые и родятся. Не так уж много их в году, запретных дней-то, неужто трудно потерпеть?... Потом вздохнула: - Ничего, подниму девоньку, только бы не увезли раньше времени...

Дочь её тогда сбежала в город - на рабфак учиться, да там и осталась. Приезжала иногда. Внуки и вовсе редко бывали. А вот правнучку надолго привезли - на воздух, парное молочко и здоровую деревенскую еду.

Ещё до рассвета старуха поднялась: надо было травки нужные собрать, самое время по росе-то. Ходила она за травами далеко, подальше и от деревни, и от дорог, туда, где природа сохранила ещё девственную чистоту, может потому и прожила она столько лет.

По пути зашла в заветное место. Открыла заслонку у печи, о чём-то поговорила, а потом чисто выбелила печку, как к празднику. Да и скоро он, Купала-то, вот и будет к празднику стоять печь чистой.

Время почему-то эту печь не брало, даже заслонка не ржавела. Вокруг пышно рос бурьян, и только обугленные остатки сруба напоминали о былом жилье. Брёвна сначала стали растаскивать на дрова, да не шло это впрок, и одни беды от этого выходили, а потому нижние венцы так и остались на месте, обозначая границу, за которую простым смертным лучше не заходить...

Целебные травки и воздух деревенский делали своё дело, и жизнь буквально вливалась в девочку: розовели щёчки, глаза стали ясные. Нравилось ей жить в деревне, бегать с соседскими ребятишками, смотреть, как прабабка доит корову.

А потом всё вдруг и случилось...

- Кузьминична, выручай! – запыхавшаяся Авдотья, жена председателя, с порога бухнулась старой женщине в ноги.

- Чего разлеглась, вставай да толком говори, - старуха не любила это коленопреклонённое к ней обращение. - Что там у тебя приключилось?

- Дочка никак не разродится. Раньше срока началось, вон и «скорая» из района приехала, да говорят, не довезут они её.

- Кто же её грешить-то заставлял?... - проговорила старая как бы сама с собой. - Ладно, везите сюда, до меня недалеко вроде.

Председателева жена убежала, а старуха задумалась: правнучку надо бы куда-то пристроить на время действа.

- Ты погуляла бы. Может, в гости к кому сходишь, - предложила она девочке. Напоила молоком да и выставила на улицу.

Тут и «скорая» подкатила к дому. Старуха вышла, осмотрела роженицу и покачала головой.

- Сразу-то чего не привели?

- Да он же у неё с партбилетом, коммунист! Запретил даже думать...

- Дурак он, а не коммунист. Ну, идите все отсюда, только водитель пусть останется. Авдотья, с собой всех забирай, угощай, как следует, и... верьте в чудо.

Старуха подождала, когда они скрылись из виду, и подошла к водителю.

- Поехали, милок, тут недалече.

Машина завелась и потихоньку поползла в лес.

- Вот тут и стой, - скомандовала. - А теперь помоги мне её занести.

Носилки были для старухи тяжеловаты, но она стойко шла с нелёгким весом в руках, откуда только силы взялись, как будто вторую молодость обрела.

- Всё, иди с богом и не оглядывайся, - махнула она водителю.

А потом открыла заслонку и заговорила с печкой. Что уж она там спрашивала, неведомо, но роженицей занялась уверенно, и та вскоре родила мальчишечку. Хорошенького такого, славного крепыша.

- Вот и слава Богу, - улыбнулась старуха. - Отдохни немного, да покорми его прямо тут, а потом домой поедем.

Домой-то приехали, а правнучки дома нет, и старуха пошла по деревне искать, но ни у кого в гостях девочки не оказалось. Наконец, один мальчуган сознался, что видел, как она в лес уходила. С неясной тревогой старуха пошла туда, куда показал мальчик.

«Да что ж это, - думалось, - только подниматься начала девонька, и нате вам...»

... Девочка стояла у той самой печки и смотрела внутрь. Заслонка аккуратно стояла рядом, хотя старуха помнила, что в этот раз, как и всегда, закрыла её хорошенько. А девочка всё смотрела и смотрела в тёмное нутро печи и о чем-то тихо с ней переговаривалась.

У старухи дыхание перехватило. Вот оно, проявилось! А она уж думала, что на ней и закончится ведовство в их роду. Но судьба распорядилась иначе...

*****

- Ну что, бабушка, - приехавшая внучка обняла старуху и расцеловала, - как наша доченька?

- Сама вон взгляни на нашу девочку да обними. Только теперь так: каждое лето надо будет привозить её сюда, иначе беда приключится. Хорошо запомни: ни на море, ни в лагеря какие, сюда вези, если хочешь, чтобы она жива была и здорова.

Через три дня они уехали. Старуха на прощанье водила девочку к печке, потом расцеловала и отпустила с богом.

- Мамочка, а я теперь знаю, кто бабушкина мама. Она в печке живёт!...

Девочка говорила, а мать не слушала, думала о своём, земные заботы её одолевали, а потому дочкины рассказы она воспринимала, как обычные детские фантазии.